Габашвили: «С Джоковичем было невозможно, пока он не стал первым в мире»

Фото: ТАСС

«Когда ты в деревне в Чили, откуда там хорошие условия?»

– После «Ролан Гаррос» вы сыграли на «Челленджере» в Москве и сказали, что вам стыдно, что корты там хуже, чем в Самарканде. Что именно с ними не так?

– Они кривые. Кривое покрытие, мяч каждый второй раз плохо отскакивает. Может, это после Парижа такое ощущение, но кого ни спросите, все подтвердят, что в Москве корты в ужасном состоянии.

– Когда вы играли матч второго круга, я насчитал на трибунах 41 зрителя. Только в Москве такая проблема?

– В четвертьфинале на моем матче было два зрителя. Да, играл не на центральном корте, но я все-таки первая ракетка страны. Наверное, могли бы люди прийти посмотреть. Просто культуры у нас теннисной нет. В Питере, помню, вообще никого не было. В Штатах достаточно много народу ходит, про Германию даже не говорю, у них забитые стадионы. А в Азии – мало. В том же Шанхае ходят только на Федерера под вечер. Правда, если сравнивать с тем, что было три года назад, то зрителей прибавляется.

Фото ТАСС

– Томас Буххас, который не входит даже в Топ-1000, как-то раскритиковал условия проведения «Фьючерса» в Чили. Сказал, что корты и линии кривые, столовой для игроков нет. Сталкивались с подобным?

– Когда играл 15 лет назад в Узбекистане, в городе Гулистан, там не было гостиницы и воды: ни горячей, ни холодной. Этот парень из Германии и, наверное, просто не знает, что такое страны третьего мира. Одно дело, когда ты в Лондоне или Нью-Йорке и у тебя нет воды, тогда можно критиковать, а когда ты в деревне в Чили, откуда там хорошие условия?

– Самые плохие условия можете вспомнить?

– В Индии, когда мне было 17-18 лет. Тогда «Челленджеры» там проводились в английских пятизвездочных резортах. И как-то индийцам разрешили провести три турнира вне этих резортов.

Первый был в городе Тумкур, он находился в двух часах езды южнее Бангалора. Началось все с дороги: едешь, асфальта уже нет, только песок, и видишь, что города все хуже и хуже становятся. Заезжаешь в город, а в домах нет окон и дверей. Просто бетонная коробка, и в ней люди живут.

Приехали в один из похожих городов, но там окна все-таки встречались, и асфальт был, но таксист остановил как раз у такой коробки без ничего и говорит: «Приехали». Я захожу, спрашиваю: «Правильно приехал?» – «Да-да, это у нас университет. Только нужно объехать его, с другой стороны есть теннисные корты». Объехал, не очень чисто, дети в футбол играли. Спрашиваю: «Где тут корты?» – «За холмом». Поднимаюсь, смотрю, а на корт только хард заливают. Чуть выше были три корта, где только линии начинали красить. А это уже был четверг, завтра надо записываться на квалификацию.

– Успели подготовить?

– Рядом в домике женщины в индийских нарядах сидели. Говорю: «Это здесь?» – «Да-да, завтра все будет готово». Поехал в гостиницу, там не было матрасов, спал на деревяшке, накрытой покрывалом. Вода только холодная: два часа утром и два – вечером. Унитаз отсутствовал – вместо него дырка. Еды тоже не было, нам ее каждый день возили из Бангалора. Когда приехал супервайзер, он был в шоке, сказал, что не ожидал такого. А на турнире состав приличный подобрался: Кольшрайбер, Багдатис. Еще помню, вечером вышел в коридор, а там люди спали на полу. Наверное, им негде было ночевать, вот и запустили на ночь. После этого следующий турнир уже раем казался, хотя поселили в больнице.

– Экстремальные перелеты случались?

– Сергей Бубка с Лацко летели, у их самолета моторы загорелись при взлете. Пришлось экстренно садиться. У меня такого не было и, надеюсь, не будет.

– Еще тот немец критиковал призовые на «Фьючерсах».

– Вообще «Фьючерсы» – от слова future – будущее. Это соревнования для молодых игроков, они не рассчитаны на то, чтобы на них зарабатывать. Так же и «Челленджеры»: когда ты молодой, то имеешь какой-то уровень и должен через него перешагнуть. Это для рейтинговых очков, чтобы ты мог попадать в основную сетку больших турниров и уже там зарабатывать. Так было изначально.

Сейчас, конечно, нужно менять систему. Появилось намного больше игроков, уровень тенниса растет. И многим приходится очень тяжело. Я сам два года был за сотней и жил просто в долг. Не мог обеспечить свои перелеты, никакого тренера не брал с собой. А многие так всю карьеру. Ты вроде профессиональный игрок, но ничего не зарабатываешь. Получается, что десять лет проиграешь в теннис и просто без ничего потом будешь. Потратишь ни на что эти годы. Нормальные деньги зарабатывает только Топ-50. Кто ниже, выходят в плюс, если живут в Европе, где рядом много стран, нет проблем с перелетом. А если у тебя тренер, физиотерапевт, команда и ты живешь в Москве – то есть приходится много летать, – то расходов намного больше.

– И что тогда делать?

– Многие играют клубные матчи. Если ты не очень высокого уровня, то можешь заработать 1,5-2 тысячи евро за матч. Если все матчи сыграть, за год получится 20-30 тысяч. А за победу «Челленджере» с призовым фондом в 50 тысяч, дают 7 тысяч минус налог, и остается 5 тысяч чистыми. При сильной экономии минимум 1,5 тысячи тратишь. Тогда если вылетишь в полуфинале, заработаешь чистыми где-то 500 долларов. Хотя в любом случае 500 долларов в неделю – это деньги. Некоторые на работе столько за месяц зарабатывают.

– Клубные матчи – это когда профессионалы играют с непрофессионалами?

– Нет, это чемпионаты по клубам, которые очень распространены в Европе. У нас тоже есть, я за ЦСКА играл, мы выиграли чемпионат России, но там на более высоком уровне. Как есть в футболе немецкая бундеслига, так и в теннисе.

«Джокович думает, что, если он два часа на горе помедитирует, станет лучше двигаться»

Фото ТАСС

– Вы путешествуете с тренером?

– Не всегда. Я играю 25-30 турниров, он со мной на 10-15. Физио по финансам не могу позволить, хотя когда тренируюсь на сборах в Майами, он там присутствует.

– Зарплата тренера зависит от результатов?

– Обычно теннисисты платят фиксированный оклад плюс проценты от выступлений. Проценты зависят от того, кто и как договорится. Понятно, первый в мире не будет 10% платить, там и 1% достаточно. Но обычно от 7,5 до 15%. В Испании пять лет назад было 2,5 тысячи евро в месяц плюс 10%.

– Кто платит за проживание игроков во время турниров?

– ATP-турниры и «Челленджеры» оплачивают минимум пять ночей, начиная с субботы. Если старт в воскресенье, то с пятницы. Парникам, если т. п.оиграл, больше нельзя жить бесплатно, одиночникам – можно.

На турнирах «Большого шлема» тебе просто дают деньги. На «Уимблдоне» сейчас 200 фунтов в сутки: со дня начала турнира плюс 2-3 дня после твоего поражения. Гостиница как раз и стоит минимум 200 фунтов. Можешь, конечно, вместе с кем-то жить и даже заработаешь таким образом, но обычно стараешься уложиться в эту сумму. Единственный турнир, который помогает с перелетом, – это Australian Open. Они дают 1500 австралийских долларов. В питание обычно включен только обед. Ужин и завтрак не всегда, зависит от гостиницы. В Америке никогда, в Англии тоже, в Европе более-менее входят завтраки.

– В межсезонье вы тренируетесь в Майами и снимаете корты на свои деньги?

– Естественно, не на свои. Практически во всем мире корты бесплатно даются игрокам. И любой клуб просто рад пустить более-менее рейтингового игрока к себе. Им это приятно. Так что в Америке проблем с кортами вообще никогда не было, в Испании – так же. Даже если что-то случается, то корт стоит 5-10 долларов в час. В России не знаю, сколько нужно платить, но точно больше, чем 5 долларов.

– Во время турниров теннисистов чаще можно встретить на дискотеках?

– Наверняка, но они и выступают не лучшим образом. Это ведь все накладывается. Пример профессионализма – это Новак Джокович, который с 15-16 лет только и думал о том, как бы ему улучшить свою игру. Мне один менеджер рассказывал историю, как он, еще будучи тренером, вел группу, в которой работал Джокович. Это было в Германии перед сезоном. Группа: Шуттлер, Кифер, еще ребята и 15-летний Новак.

– Что необычного?

– Заключительный ужин после двухнедельного сбора, и этот тренер говорит: «Вы молодцы, теперь можете расслабиться, выпить пару бокалов вина». На что Джокович спрашивает:

     – Мне можно это пить?

     – Конечно, расслабься.

     – Нет, вы не понимаете: мне нужно это пить?

     – Как хочешь.

     – А что будет лучше для моего тенниса?

То есть в 15 лет Новак после того, как отпахал две недели, все равно думал о теннисе. Хотя это, конечно, чересчур. Он ведь еще ездит в Индиан-Уэллсе на два километра в гору, потому что думает, что если посидит там два часа, помедитирует, то будет лучше двигаться.

– Кто самый веселый в туре? Маю рассказывал, как Гулбис во время матча начал с птицами разговаривать.

– Он это может. Наверное, ему все равно, что происходит вокруг, он просто наслаждается жизнью. Это забавно наблюдать со стороны; если бы мой соперник так сделал, я бы рассмеялся. Раньше Малисс был веселый, Давид Феррер вроде серьезный, а потом ракетки раздолбает и уйдет с корта. Был еще сумасшедший Келлерер, но теперь нет – его за все грехи дисквалифицировали на всю жизнь. Я быстро выиграл в Париже, и он не успел ничего сделать. Но помню, у него и расистские выкрики случались. Когда не пускали в туалет, он пытался в углу корта сходить.

– Бывает, что переговариваетесь с соперником во время матча?

– С Росолом на «Ролан Гаррос». Я вел 6:4 2:1, меняемся сторонами, он начинает прыгать: «Now, we start. Now, we start» и задевает меня плечом. Мол, сейчас начнем. Такие вещи надо пресекать. Была моя подача, я сразу подал эйс и закричал: «Иди сюда!» А он русский знает. После этого я выиграл гейм под ноль и брейканул. Больше он ни слова не сказал.

Кстати, раньше Джокович такой был. До того как он стал первым в мире, с ним невозможно было. Помню матч молодых Джововича и Маррея на US Open, когда они стояли даже за пределами Топ-50. Сейчас по одной и той же причине ты не можешь два раза вызвать врача. А тогда – сколько угодно. И Джокович вызвал около 15-20 раз только в пятом сете. Маррей выигрывал, но из-за того, что тот постоянно его сбивал с ритма, Энди последние два гейма просто слил и проиграл 7:9.

– На каком турнире самая горячая атмосфера?

– В Австралии очень весело, напоминает футбол. Зрители кричат, стучат в барабаны. Когда Багдатис там до финала дошел, за него так болели: и песни пели, и гимн. Там это нормально. Были и драки: сербы с хорватами чуть ли не стенка на стенку. Они договаривались человек по 20, их потом арестовывали. В Чили помню, как Сафин показывал зрителям, что стулом в них кинет. Там 10 тысяч человек на трибуне из железа, которая чуть-чуть и обвалится. А они скакали на ней и кричали: «Чи-чи-чи, Ле-ле-ле». Когда они с аргентинцами играли, была драка, и чилийцев даже дисквалифицировали на два года.

– Каждый турнир «Большого шлема» особенный?

– Да. На US Open самое мощное впечатление, когда играешь на арене Артура Эша, и 24 тысячи зрителей смотрят на тебя. Хочется бегать, прыгать, просто летать по корту. Еще в Нью-Йорке как-то вышел с Центрального вокзала, а приехал ночью на поезде, и такой запах гамбургеров стоял. Потом посмотрел наверх и не увидел неба – все было в смоге.

«Уимблдон» и «Ролан Гаррос» похожи друг на друга. Там меньше территория, особенно в Париже, люди кучкуются, и, чтобы пройти от корта Филиппа Шатрие на корт Сюзан Ленглен, нужно лезть сквозь толпу. Кстати, раньше Лондон мне меньше всего нравился. Говорил, что там все серое, ужасное. Сейчас нравится все больше и больше, каждый раз открываю его заново. Мельбурн – наоборот: раньше туда приезжал, и все нравилось, хотелось вернуться, потому что по юниорам хорошо играл. Сейчас этого уже нет.

«В последнее время мне сдать матч никто не предлагал»

– В 2011 и 2014 годах ваши матчи попадали в разряд подозрительных. Были какие-то разбирательства?

– По поводу прошлогоднего матча меня не допрашивали, а в 2011 году было. Но мой матч до кучи пошел, вот у парников даже личные вещи досматривали. А так – стандартная процедура: они просят распечатку банковского счета, телефон проверяют и говорят, чтобы аккуратнее были. У меня и другие матчи попадали в разряд подозрительных, много матчей. Просто только об этих играх информация просочилась в прессу. Так бывает, что очень часто люди используют теннис, чтобы заработать легкие деньги.

– Какие люди?

– Которые подходили к тому же Гильермо Оласо, его ведь дисквалифицировали. Келлерера тоже дисквалифицировали, хотя он сам подходил к игрокам и договаривался.

– К вам подходили?

– Может, и подходили, но вообще, я не должен это разглашать. Только соответствующим органам. В последнее время никто не подходил.

– А до этого кто подходил: игроки или со стороны люди?

– Я этих людей вообще не знал.

– Они подходили или писали в социальные сети?

– Не могу про это говорить, у нас такое правило в ATP.

– С допингом в теннисе есть проблемы?

– Нас очень часто проверяют. Меня – от 10 до 18 раз в год. Первых в мире вообще, наверное, каждый день. Поэтому я не знаю, когда можно успевать принимать допинг. Мы за три месяца вперед должны расписывать каждый свой день – где находимся. В телефоне есть специальная программа, если планы изменились, там можно поменять что-то. Но в течение суток у тебя обязательно должен быть час, когда ты четко знаешь, где будешь находиться, чтобы антидопинговые службы нашли тебя. Я этот час всегда с 6 до 7 утра ставлю, чтобы точно в гостинице быть. А если тебя два раза не нашли на месте – два года дисквалификации.

«Нельзя все время говорить: вот, игроки такие козлы»

– Олег Шатов сказал, что работа футболиста намного сложнее работы журналиста, и ее можно сравнить только с работой у станка. У теннисистов жизнь такая же тяжелая?

– Его не спросили, любит ли он свой вид спорта? Я не думаю, что все любят у станка работать. А вот если ты любишь футбол или теннис, и даже нагрузки такие, как у станка, это совершенно по-другому переносится. У станка, может, люди работают, потому что им больше негде, и они должны заработать эту копейку. А ты делаешь дело, которое любишь, и еще тебе за это деньги платят. Чего жаловаться? Да, любой профессиональный спорт – это сложно, ты свой организм выводишь на уровень сверхспособностей. Но это надо ценить, а не сравнивать.

– Справедливо, что игроки условного «Спартака», которые не входят даже в Топ-300 в своей сфере, получают деньги сопоставимые с Топ-5 в теннисе?

– Надо учитывать количество спонсоров и болельщиков. Футбол по всему миру – спорт номер один, а теннис – нет. В Америке есть американский футбол, где игроки получают огромные деньги, а играют всего 16 матчей в год. Или бейсболисты, которые дубиной стучат и бегут 200 метров. Но там эта культура развита, люди это смотрят, на это ходят, там забитые стадионы, телевидение платит. Теннис близко к этому не стоит.

– В свое время российские теннисисты не очень охотно ездили в сборную. Сейчас с этим получше?

– Не знаю, что у них было. Но вообще, выступления за сборную не всегда помогают личным результатам. Даже хуже начинаешь играть. После хорошего выступления в Австралии я был в составе сборной в Польше, где играл ничего не решающий матч, и три недели после этого не мог попасть в корт. Настолько вымотанный был эмоционально. Так что если ты хороший игрок и тебе предлагают 50 тысяч долларов за выход в четвертьфинал какого-то турнира и параллельно зовут в сборную – хотя за нее и другие могут выступить, – не грех просить возмещение. Потому что если сыграешь за сборную, не факт, что на этот турнир вообще сможешь приехать. Нельзя все время одно и то же говорить, что игроки такие козлы, и они отказываются. Когда можем, мы играем, и очень хотим, чтобы Россия вернулась в Мировую группу.

– То есть за приезд в сборную вообще не платят?

– Сейчас сложная ситуация, команда получает мизерные призовые от ITF. Поэтому зависит от того, как каждый игрок договорится. Мне в прошлый раз дали 2,5 тысячи долларов. Хотя я отказывался, потому что не сыграл. Но я люблю выступать за команду, это престижно. И на личных соревнованиях за тебя так не болеют, как в сборной. Хотя те же французы или аргентинцы хлопают, мол, молодец, мы так за тебя болеем. В России такого нет, к сожалению.